О СОБЫТИЯХ 1918 ГОДА В ВЕЛИКОКНЯЖЕСКИХ ИМЕНИЯХ ЮБК

(по письмам и воспоминаниям скульптора Г.В. Дерюжинского)

Октябрь (ноябрь – по новому стилю) 1917 года навсегда войдет в мировую историю как переломный момент в судьбах целых народов. Cегодня мы вновь вспоминаем те трагические дни…

Последний взгляд на Родину. Императрица Мария Федоровна. 1919 г.Последний взгляд на Родину. Императрица Мария Федоровна. 1919 г. 11 апреля 1919 года ялтинский берег покидал британский крейсер «Мальборо». На его борту вместе с прислугой и многочисленными приближенными находились: мать последнего русского императора Николая II императрица Мария Федоровна, его сестра великая княгиня Ксения Александровна с пятью сыновьями, дочерью Ириной (в замужестве Юсуповой) и трехлетней внучкой, а также великие князья Николай Николаевич и Петр Николаевич с семьями. Представители великой династии, правившей в России более 300 лет, отправлялись в изгнание.

Дворец в имении ДюльберДворец в имении Дюльбер Последние два страшных послереволюционных года Романовы провели в Крыму в своих бывших великокняжеских южнобережных имениях - «Ай-Тодор», «Дюльбер» и «Чаир», куда они была сосланы по приказу Временного правительства. Пережив обыски, смену власти, полуголодное существование, угрозу в любой момент быть убитыми, все они чудом остались в живых, и Ялте, к счастью, не суждено было пополнить список городов, где произошли убийства представителей императорской фамилии.

Сейчас трудно сказать, что сыграло главную роль в их спасении от, казалось бы, неминуемой гибели – стечение обстоятельств, когда создается противостояние между Севастопольским и Ялтинским советами по вопросу дальнейшей судьбы Романовых, пресловутый человеческий фактор, когда руководителем охраны имений был назначен человек, хорошо знавший одного из охраняемых, но факт остается фактом: именно здесь, в Ялте, в 1918 году произошли события, благодаря которым остались в живых родственники отрекшегося императора Николая II.

Период пребывания представителей императорской фамилии после 1917 года в своих южнобережных имениях, история чудесного спасения от гибели нашли свое отражение в документах того времени - письмах, дневниках, опубликованных в эмиграции воспоминаниях самих представителей династии, а также тех, кто волей судьбы оказался рядом.

Скульптор Глеб ДерюжинскийСкульптор Глеб ДерюжинскийОдним из таких был скульптор Глеб Владимирович Дерюжинский, который после февральских событий 1917 года по приглашению друга по гимназии Феликса Юсупова находился в Крыму, проживал в его имениях «Кореиз» и «Сосновая роща». Уже в США, куда Глеб Дерюжинский эмигрировал в 1920 году, он напишет свои воспоминания под названием «В Крыму», которые были опубликованы в «Новом журнале» - русском эмигрантском издании, выходящем с 1942 года в Нью-Йорке. В них он описал события, происходившие в великокняжеских имениях в 1917-1919 гг., а также людей, определявших в то время судьбу Романовых, среди которых – представитель Севастопольского совета Филипп Львович Задорожный и главный комиссар по борьбе с контрреволюцией при Ялтинском совете Владимир Ефимович Драчук.

Комиссар Филипп Львович Задорожный был назначен руководителем охраны крымских бывших великокняжеских имений 25 февраля 1918 года. По счастливой случайности он лично знал одного из охраняемых – великого князя Александра Михайловича: в 1916 году Задорожный проходил обучение в созданной Александром Михайловичем Севастопольской офицерской авиационной школе. «Великим благом было для нас очутиться под такой стражей», - напишет впоследствии о Задорожном великий князь Александр Михайлович.

Комиссар Филипп Львович ЗадорожныйКомиссар Филипп Львович ЗадорожныйПервое впечатление, произведенное комиссаром Задорожным на скульптора Г.Дерюжинского, было неоднозначным: «При первом взгляде на него, - писал скульптор, - он мне показался похожим на человекообразную обезьяну в морской форме. Высокий, довольно неуклюжий, с широким скуластым лицом и глубоко посаженными маленькими глазками, низким лбом и необычайно длинными руками. Он пожал мне руку и довольно вежливо меня приветствовал… Когда он улыбался, его лицо преображалось, становясь почти приятным. У него была речь образованного человека».

Вскоре в Кореизе Дерюжинскому довелось наблюдать отношение Задорожного к своим охраняемым. В один из дней в имение «Кореиз» ворвалась группа из Мелитополя, занимавшаяся грабежами и самосудами. Казалось бы, обитатели имения были обречены. В то время жителей Крыма, - как писал Г. Дерюжинский, - убивали целыми семьями лишь только за то, что в их домах, по мнению самосудчиков, были слишком роскошные дорогие ковры.

Первым делом бандиты потребовали выдать им старого князя - отца Феликса. Скульптору пришлось всевозможными средствами отвлекать пришельцев, в то время как Феликс срочно вызывал по телефону Задорожного, в то момент находившегося в имении «Дюльбер». Прибежав в Кореиз, Задорожный потребовал у прибывших ордер на арест князя и когда те отправились за ним в Ялту, перезвонил комиссару Пархоменко с просьбой не выдавать им ордер на руки. Так старый князь был спасен, а бандитам пришлось удовлетвориться вкусным обедом с красным вином из юсуповских подвалов, а также кавалерийскими сапогами, подаренными князем их предводителю.

«Когда наступила весна, - пишет скульптор, - Феликс поселил меня на своей вилле "Сосновая роща", почти уже отделанной и стоявшей на самом берегу. Вилла граничила с одной стороны с Ай-Тодором, а с другой — с Дюльбером, находившимися близко к нижней дороге, ведущей в Ялту. Я устроил свою мастерскую во флигеле, отведенном для прислуги и кухни. Там я и начал лепить бюст Задорожного».

Из окна моей мастерской была видна дорога, и как только на ней появлялся автомобиль, Задорожный хватался за свою винтовку. Время от времени в перерывы он подходил взглянуть, как подвигается работа над его бюстом, и говорил: - Бог мой, ну до чего же я страшон! Впрочем, моя мать все равно меня любит. А моя подружка, глядя на мои маленькие уши, говорила: «Филипп, люди с маленькими ушами очень хитрые».
Его плоская физиономия расплывалась в детской улыбке. Ему нравилось смотреть на свое изображение, и он нисколько не желал, чтобы скульптор ему в чем-то польстил, как это бывает с некоторыми моделями».

Скульптурный портрет в гипсе получился очень удачным. Позднее, в октябре 1918 года, на художественной выставке «Искусство в Крыму», организованной в Ялте известным художественным критиком Сергеем Маковским, Дерюжинский представил его рядом со своими другими работами - скульптурными портретами в мраморе Ирины и Феликса Юсуповых.

Охрана имения Дюльбер в 1918 годуОхрана имения Дюльбер в 1918 годуВ апреле 1918 года, в ситуации ожидаемой оккупации Крыма немцами, обстановка вокруг имений становится угрожающей: представители Ялтинского совета требуют немедленного расстрела всех Романовых. В Севастополе ждали указаний на этот счет из центра. По распоряжению Севастопольского ревкома, возглавляемого большевиком Юрием Петровичем Гавеном, Задорожный в целях безопасности перевел всех представителей императорской фамилии, их приближенных и прислугу в одно имение «Дюльбер», наиболее укрепленное и неприступное. Под его началом находился отряд в количестве 20 человек, в основном матросов Черноморского флота и достаточно оружия, чтобы защитить дворец с моря и суши.

Почти ежедневно у ворот «Дюльбера» вооруженные представители ялтинского совета требовали выдать им Романовых. Они действовали по указанию В.Е. Драчука, являвшегося на тот момент главным комиссаром по борьбе с контрреволюцией при Ялтинском совете.

Волею судьбы, Дерюжинскому довелось встретиться и с ним. Несмотря на опасную ситуацию вокруг имений, скульптору пришлось отправиться в Ялту за приобретением нужных для работы с мрамором инструментов. В Ялте он узнал, что немцы уже в Алуште.

Г.Дерюжинский пишет: «Ялтинский совет отдал приказ никого из города не выпускать. Я оказался в Ялте почти без денег и места, где преклонить голову на ночь. Тогда я отправился в совет в надежде, что сумею получить пропуск в Кореиз. Совет помещался в обшарпанном здании бывшей Городской думы. У входа стояло два пулемета. Туда-сюда сновали солдаты с винтовками. После долгих расспросов я, наконец, отыскал кабинет начальника местной ЧК по фамилии Драчук, бывшего солдата, пользовавшегося дурной славой и пустившего в расход уйму народа. Моряк, его секретарь, сказал мне, что начальника нет на месте, и что в любом случае мне не будет позволено выехать из Ялты».

Однако, встретившись случайно с секретарем во время его рабочего перерыва в кафе на ялтинской набережной, Дерюжинский сумел договориться с ним о встрече с грозным представителем революционной власти в городе: «Когда мы пришли в совет, - вспоминает скульптор, - моряк попросил меня подождать у кабинета своего начальника. Через несколько минут он вышел и пригласил в кабинет. За огромным столом сидел высокий небритый человек в солдатской гимнастерке. Это и был Драчук».

На удивление, Драчук оказался настолько любезен со скульптором, что, даже выписывая пропуск в Кореиз, посоветовал ему все же не ехать в те места. «Вас могут расстрелять, - предупредил он. - Когда наши товарищи туда явятся, они не станут очень-то разбираться, кто есть кто. Здесь вы в большей безопасности, а там я не поручусь за вашу жизнь».

Как окажется позднее, уже был составлен список, насчитывавший тысячу четыре человека, тех, кто подлежал расстрелу в первую очередь. Среди них числилась даже трехлетняя Ирина - внучка императрицы Марии Федоровны. Только мужественное поведение Задорожного предотвратило готовившуюся трагическую развязку.

«Незадолго до прихода немцев, - писал Г. Дерюжинский, - в «Дюльбере» появился автомобиль с вооруженными людьми, но Задорожный не пропустил их в имение, заявив: «Можете меня убить, но за каждым камнем и деревом стоит по моему человеку, и они за меня отомстят. Убирайтесь, я вас не пущу!» И нападавшим пришлось отступить.

Кайзеровские войска в КрымуКайзеровские войска в КрымуПриход немцев хоть и означал спасение для Романовых, был воспринят ими неоднозначно: их спасали враги отечества.
«Один из немецких генералов, - писал скульптор, - захотел нанести визит великому князю Николаю Николаевичу. На пороге дома его встретила дочь Николая Николаевича княжна Марина Петровна, заявившая: - Мы немцев в дом не пускаем!

Поклонившись, генерал ретировался. Позже ему все же удалось встретиться с Николаем Николаевичем, которому была предложена почетная охрана. Великий князь отклонил генеральское предложение: - Я не нуждаюсь в охране, у меня она есть. Моя охрана состоит из людей, которые спасли нам жизнь.

- Вы имеете в виду, ваше высочество, ваших бывших тюремщиков? - удивился немецкий генерал.
- Да, — отвечал великий князь, — но ведь они к тому же и русские.

Генерал заявил, что арестует и расстреляет Задорожного. Великий князь сказал, что ни за что не позволит немцам это сделать.
- Я не понимаю вас, русских... но как вам будет угодно, - уступил, наконец, генерал, щелкнул шпорами и удалился».

Наряду с принципиальной позицией в неприятии убийства безоружных людей, Дерюжинский не смог не отметить и внутреннею порядочность и честность комиссара Задорожного: «Как-то я гулял по нижней дороге, - вспоминал Г.Дерюжинский, - и, миновав «Дюльбер», увидел сидевшего в бричке Задорожного с винтовкой в руках рядом с металлическими коробками. Я спросил Филиппа, что это такое.
- Драгоценности, которые я везу их владельцам.

Он вернул их все до последней булавки, к изумлению владельцев отказавшись от всякого вознаграждения.
- Я был на жалованье у Севастопольского совета, вы мне ничего не должны, - был его ответ.

Точно также он отказался от каких-либо подарков, которые ему хотела сделать императрица. Тогда она и великие князья решили дать в «Дюльбере» обед в его честь. Через несколько дней после этого обеда, встретив Задорожного, Дерюжинский спросил его: «А как вы обращались к императрице и великим князьям?» «Как всегда, — отвечал он, — по имени».

Известно, что, расставаясь, охранники и пленники трогательно прощались. Самые молодые из них плакали. По воспоминаниям Г.Дерюжинского, матрос, который во время обыска у императрицы Марии Федоровны «смахнул на пол фотографию Николая II, да еще, бранясь, наступил на нее, раздавив стекло, явился к ней, встал на колени, поцеловал ее руку и умолял: «Матушка царица, прости меня, дурака, что так тебя обидел! Я только теперь понял, какой я был сукин сын». На что императрица, подняв его с колен, сказала: «Я тебя прощаю. И на тебя не сержусь. Благослови тебя Господь, дитя мое».

Тогда, весной 1918 года, события в «Дюльбере» напоминали своеобразное братание людей, волею судьбы оказавшихся по разные стороны баррикад, людей, которым не хотелось убивать, в сердцах которых милосердие и доброта в критические моменты смогли победить ненависть и жестокость. Однако назад пути уже не было, его просто не должно было быть, и, по мнению апологета красного террора Льва Троцкого, Ленин все хорошо просчитал, отдавая приказ в июле 1918 года о расстреле семьи Николая II в Екатеринбурге.

«Суровость расправы, - писал Троцкий, - показывала всем, что мы будем вести борьбу беспощадно, не останавливаясь ни перед чем. Казнь царской семьи нужна была не просто для того, чтоб запугать, ужаснуть, лишить надежды врага, но и для того, чтобы встряхнуть собственные ряды, показать, что отступления нет, что впереди полная победа или полная гибель».

А тогда, в Ялте, классовое противостояние только набирало обороты. Ялтинцы не простили большевикам самосуды и расправы в домах, расстрелы на ялтинском молу.

«Поехав за чем-то в Ялту, - пишет Дерюжинский, - я заметил на главной улице большую толпу. Подойдя ближе, я увидел в середине толпы плотного баварца, увещавшего по-немецки окружающую публику. У его ног лежал избитый человек.

- Вы не имеете права убивать посреди города человека только потому, что он большевик, — говорил толпе баварец. — Если он в чем-то виноват, доставьте его в комендатуру, все должно быть в соответствии с законом. Вы что, с ума сошли так себя вести посреди бела дня, на главной улице города?..

Слушая его,- вспоминал Дерюжинский , - я подумал, что революция — это болезнь, меняющая человеческую психологию».
Вскоре мать Феликса княгиня Зинаида Юсупова попросила Дерюжинского отвезти Задорожного в Севастополь, где он собирался сесть на поезд, чтоб ехать к своей матери. По дороге они говорили мало. Задорожный был молчалив и подавлен. На вокзале он на прощанье крепко пожал скульптору руку, сказав: «До скорого свидания!», но больше они уже никогда не встретились.

Судьба Задорожного по сей день остается неизвестной. Судьба же непосредственного руководителя Задорожного, председателя Севастопольского ревкома Юрия Петровича Гавена сложилась трагично. В 1936 году он был арестован и расстрелян по обвинению в контрреволюционной троцкистской деятельности и терроризме. Ему припомнили и спасение от расстрела Романовых.

В хранящейся в Государственном архиве АРК докладной записке, написанной в 1936 году членом Крымского обкома партии П.Н. Надинским, «О деятельности троцкистов и национально-буржуазных группировок в 1917-1924 гг.» о Ю.П. Гавене прямо указывалось, что «благодаря его политике «борьбы с анархией» царская семья во главе с Марией Федоровной, Николаем Николаевичем и т.д. преспокойно жила, вплоть до прихода немцев, в своих южнобережных дворцах и даже охранялась от «анархиствующих» ялтинских красногвардейцев, возглавляемых моряком тов. Драчуком». Сам гроза Ялты, Владимир Ефимович Драчук, погиб в боях под Астраханью, защищая свои новые коммунистические идеалы.

Скульптору Глебу Дерюжинскому удалось в апреле 1919 года выехать из Новороссийска в Америку, где ему суждено получить мировую известность и украсить своими работами коллекции крупнейших музеев и галерей. В Государственном архиве АРК сохранилось письмо, написанное им в декабре 1918 года к Феликсу Юсупову с обратным адресом: Ялта, ул. Загородная, 5. Отвергнутый Феликсом, мучимый нуждой, голодом и болезнью, художник писал: «Феликс, выставка закрылась, и мне необходимо вернуть тебе бюст. …Мне необходимо с Тобой повидаться, чтоб поговорить об одном деле — вкратце я хочу уехать искать счастье в Париж. Бюст Задорожного я хочу преподнести Императрице, так как она мне говорила, что желает его иметь… Моя просьба - может быть, возможно было бы, чтобы ты спросил у Ея Величества разрешения поднести ей бюст и попросить у нее благословения искать счастья за границей. Я мог бы отвезти письмо от нее к сестре - королеве Английской».

Императрица Мария Федоровна на борту крейсера МальбороИмператрица Мария Федоровна на борту крейсера МальбороВозможно, императрица и приняла дар художника, но вряд ли забрала с собой, отправившись в изгнание. 11 апреля 1919 года, когда, присланный в Ялту английской королевой Александрой британский крейсер «Мальборо» увозил Романовых, было уже не до него.

Приближались войска Красной Армии, начинался кровавый бой, в котором уже не было пощады ни комиссарам, ни князьям. В крымских городах царила паника. Население Ялты и все, кто нашел здесь короткий приют, срочно эвакуировались, бросив дома, нажитое имущество и ценности. Нанимались экипажи, грузились вещи, из ялтинского порта отплывали переполненные суда. Многие из них, как и «Мальборо», отправлялись прямо на Константинополь, и последнее, что видели изгнанные на родной земле, был уже до самой смерти ими не забытый прекрасный южный город и его набережная.

Через 90 лет после этих событий, в 2009 году, на ялтинской набережной появились два знаковых сооружения, напоминающие о трагических страницах нашей истории и невидимой нитью неразрывно связанные с Ливадийским дворцом – домом последнего русского императора. Это - памятник, посвященный дате прощания представителей династии Романовых с Россией, и часовня в честь Собора новомучеников и исповедников российских в память о всех невинно убиенных во времена лихолетья и воин.

Лариса ВЕРТЕПОВА,
зав. научно-просветительским отделом
КРУ «Ливадийский дворец-музей»


Статья опубликована в №7 альманаха "Старая Ялта" за 2013 год.







Требуется для просмотраFlash Player 9 или выше.

Показать все теги




Наша группа на FACEBOOK


Наша группа в VK


Наша группа в instagram


Наша группа в Youtube