Путешествiе маркиза де Вогюэ на ЮБК За Балаклавой начинается высокая цепь крымских гор. По-турецки эти горы зовут “Яйлой”, что в переводе значит “пастбище-плато”. На самом деле это гигантская крутая скала, хребет которой высится над уровнем моря на расстоянии 1500-1600 метров и тянется на протяжении 180 километров от Балаклавы до Керчи. Ее северный склон представляет собой продолжение русской плоской и голой степи, подверженной свирепой зиме. На некотором расстоянии эта степь прерывается гнилыми лагунами Перекопского перешейка, а затем незаметно повышается вплоть до самой вершины Яйлы. Совсем по-другому выглядит южный склон. Он являет собою крутую отвесно-перпендикулярную стену. Между подножием этой стены и морем в форме глубокой долины тянется полоска земли шириною от трех до шести километров. Эта узкая земляная каемка выглядит как обращенная к югу чудесная шпалера, защищенная от холодных ветров и северного снега высокими горами. Здесь собраны все деревья, все цветы и все фрукты, произрастающие на 30-м градусе долготы от Архангельска до Бейрута. Наш корабль следует вдоль этого берега, сначала пустынного в самой узкой своей части, а затем лесистого, покрытого виноградниками, виллами и дворцами. Уже можно различить все изгибы почтового тракта: дорога выползает из Байдарских ворот как змея из своей норы. Это так называемая “Карнизная” дорога, которой по праву гордятся русские, сравнивая ее с итальянской горной дорогой. Туристам настоятельно рекомендуют посетить Южный берег пешеходным путем через Байдарские ворота. В том месте, откуда открывается великолепный вид на красоты Крымского южнобережья, расположен постоялый двор. Что касается меня, то я предпочел морской путь: с корабля, огибающего полуостров, лучше видишь разницу двух склонов Яйлы и общую картину Крыма. Его географическая конфигурация хорошо объясняет важную роль, которую сыграл полуостров в мировой истории. Все народы во времена их переселения на мгновение присаживались на эту скалу, подобно перелетным птицам, отдыхающим на морском рифе перед тем, как продолжить свой путь. Крым для древних мореплавателей Востока был тем же, что Антиллы для исследователей западной Индии. Он был порогом в неизведанный мир. Люди обживали это очаровательное побережье, постепенно углубляясь во внутренние долины. Поднимаясь на вершины горных плато, они открывали для себя маячившую вдалеке непонятную Россию. В течение многих веков, в то время как загадочная страна скифов оставалась скрытой непроницаемым туманом, только Таврида была единственным ярким пятном, свидетельствующим о существовании скрытого за ней большого континента. Именно Крымом ограничиваются познания Геродота и его современников о том, что расположено там, на севере. Позже Марко Поло обоснует в Солдайе отделение своей торговой фирмы и оттуда будет связываться со всей Азией, а Рубрук (Рубрук Вильям (1230 – 1391), фламандский монах-францисканец, автор книги “Путешествие в восточные страны» - прим. переводчика), находясь в Крыму, займется исследованием Татарии и обнаружит в крымских горах готское племя, способное понимать его фламандское наречие. С большим трудом можно назвать народность, которая на протяжении истории не соприкоснулась бы с этим крымским караван-сараем и не оставила бы там свой след. Почва здесь состоит из исторически пересекающихся слоев, схожих с геологической стратификацией скалистой породы. От времен греческого владычества остались здесь сокровища и звучащие, как музыка, названия поселений: Партенит, Симеиз, Орианда, Кореиз…Сегодня они звучат подобно эху разбитой лиры. На память приходят красивые строчки стихотворения Апухтина (Апухтин Алексей Николаевич (1841 – 1893), русский поэт – прим. переводчика) на смерть поэта: Но смерть не все взяла. Средь этих урн и плит Неизгладимый след минувших дней таится; Все струны порвались, но звук еще дрожит, И жертвенник погас, но дым еще струится. Затем место греков заняли генуэзцы, хозяева средневекового Крыма. На краю почти каждого мыса мы видим сегодня остатки крепостей этих военных торговцев. Бок о бок с ними проживали тогда забытые остатки племен готов, алан, кельтов, а также секта евреев-караимов, поселившихся здесь, вероятно, сразу же после падения Второго храма. Начиная с тринадцатого века, волна монгольского нашествия смывает и перемешивает все эти племена. Отделившись от Золотой Орды, татары-ногайцы, проживая в Крыму, долгое время представляли собой последний фрагмент империи Чингиз-хана. Затем последовала длившаяся на протяжении двух веков дуэль между Турцией и Россией. И в тот день, когда Екатерина II присоединила Крым к своей империи, Турция вынуждена была признать начало процесса своего распада. Несмотря на свою географическую привязку к югу России, эта мусульманская, крымско-турецкая провинция с ее населением, растительностью и мечетями еще долгое время оставалась чуждой своему русскому хозяину, особенно в конце восемнадцатого – начале девятнадцатого веков. В то время Крым был отдан на попечение татарам, признавшим верховенство российского законодательства. Наконец, в годы царствования Николая I граф Воронцов, губернатор Одессы, влюбившись в этот край, стал настоящим преобразователем Крыма. Все крупные изменения произошли именно в годы активной деятельности этого талантливого администратора. Он разбил виноградники, ставшие богатством полуострова, он же выстроил дорогу на Южнобережье. По окончании строительства своего дворца в Алупке Воронцов, выбрав самые красивые уголки Крыма, построил там дачи и разбил сады. Несколько знатных вельмож последовали его примеру и обосновались по соседству с ним. Это было романтическое время. Крым с его безумными роскошествами, тогда еще мало известный широкой публике, представлял собой таинственный рай, предназначенный для проживания полубогов, поэтов и влюбленных. Этот период закончился в 1854 году с приходом разрушительной войны. Большая часть татарского населения эмигрировала в Турцию, а русские пока еще не заняли их место. На протяжении последних пятнадцати лет жизнь и процветание возвратились в Крым вместе со строительством железной дороги до Севастополя. Покойный император предпочитал свою резиденцию в Ливадии всем другим местам отдыха. Он привлек в это место своих подчиненных и придворных. Ведь в царской России, как и во Франции времен Людовика XIV придворное общество потакает любому желанию своего государя. В данном случае все с большим удовольствием восприняли этот благословенный берег, где блеск царского двора так хорошо сочетается с сиянием солнца. В то время как я беседую обо всем этом с крымчанами, стоя на палубе корабля, опускается ночь, на рейде зажигаются огни, корабль замедляет свой ход… ---------------------------------------------- Из книги маркиза Эжена Мельхиора де Вогюэ (Viconte Eugene Melchior Vogue) “Воспоминания и размышления” (“Souvenirs et visions”), 1887, Париж. (Эжен Мельхиор де Вогюэ (1848 – 1910), французский дипломат, писатель–путешественник, литературный критик, член Французской академии). Перевод Геннадия Беднарчика.