В. НАРБУТ. ЧЕХОВ В.И. НарбутВладимир Иванович Нарбут (1888-1938) – поэт, редактор, организатор печатной работы. Происходил из старинного литовского дворянского рода. Родился в Черниговской губернии в семье мелкого помещика. Учился в Петербургском университете на математическом, затем на факультете восточных языков, на историко-филологическом. Первые стихи опубликовал в конце 1908 г. Стал одним из адептов акмеизма. После Февральской революции примкнул к большевикам. Организовывал большевистскую печать. Вступил в РКП. В 1928 году исключен из партии за «сокрытие ряда обстоятельств, связанных с пребыванием в плену у белых в 1919 г.». Снова начал писать стихи. В 1936 г. должен был выйти сборник стихов Нарбута «Спираль», но 26 октября поэт был арестован по доносу и расстрелян. А Ялта, а Ялта ночью: зажженная елка, Неприбранная шкатулка, эмалевый приз!.. Побудьте со мной, упрямый мальчишка — креолка: По линиям звезд гадает О нас кипарис. Он Чехова помнит. В срубленной наголо бурке Обхаживает его особняк — На столбах. Чуть к ордену ленту (...спектром...), запустят в окурки Азот, водород,— Клевать начинает колпак. Ланцетом наносят оспу москиты в предплечье, Чтоб, яд отряхая, высыпал просом нарзан, В то время, как птица, колоратурой овечьей "(...Сопрано...) (Кулик?) — Усните!— По нашим глазам... Побудьте со мной, явившаяся на раскопки Затерянных вилл, ворот, городищ и сердец!: Не варвары — мы, тем более мы в гороскопе, Сквозь щель, обнаружим темной Тавриды багрец. ...Горел кипарис в горах, кипарисово пламя, Кося, залупил свистящий белок жеребца. Когда, сторонясь погони, повисла над Вами С раздвоенною губой человеко-овца. В спектральном аду старуха-служанка кричала, Сверкала Горгоной, билась: — На помощь! На по... — Не я ли тут, Ялта (Стража у свай, у причала), К моей госпоже — стремглав (...В тартарары...) тропой! Оружие! Полночь... Обморок, бледный и гулкий,— И Ваша улыбка... Где он, овечий храбрец? Алмазы, рубины в грохнувшей наземь шкатулке, Копытами въехав, Раненый рыл жеребец. Вы склонны не верить,— выдумка!— Мой археолог, Что был гороскоп: Тавриде и варварам — смерть... А Крым? Кипарис? А звезды? А клятва креолки, Грозящей в конце пучком фиолетовых черт? Среди ювелиров, знаю, не буду и сотым, Но первым согну хребет: к просяному зерну. Здесь каждый булыжник пахнет смолой, креозотом: Его особняк, пойдемте, и я озирну. Кидается с лаем в ноги и ластится цуцка. Столбы, телескоп. И нет никого, ни души. Лишь небо в алмазах (...Компас...) Над нашей Аутской: Корабль, за стеклом — чернильница, карандаши... Не та это, нет (что с дерева щелкает), шишка: К зиме отвердеет, елочным став, колобок. Другою и Вы, креолка, опасный мальчишка, В страницы уткнетесь: с вымыслом жить бок о бок. Когда ж в перегаре фраунгоферовых линий (Сквозь щель меж хрящами) тонко зальется двойник,— Вы самой приятной, умной его героиней Проникните в сердце: лирик к поэту проник. Зима. Маскарад. И в цирке, копытами въехав В эстраду, кивает женским эспри буцефал... Алмазная точка, ус недокрученный: Чехов... Над Ялтой один (...как памятник...) заночевал! Зимой и в трамвае обледенеет креолка: Домой, — не довольно ль ветреных, радужных клятв?.. По компасу вводит нас — в тридесятое! — Елка: Светло от морщин, и в зеркале — докторский взгляд...