ДНЕВНИК РУССКОЙ КНЯГИНИ В БОЛЬШЕВИСТСКОЙ ТЮРЬМЕ. Ч.2 С глубочайшей благодарностью посвящаю эту маленькую книгу всем, кто поддерживал и подбадривал меня и наших бедных раненых офицеров и солдат в тяжелые моменты, которые нам пришлось пережить в последние годы. Британскому Красному Кресту, капитанам британского военно-морского флота и всем, кто помогал нам в Ялте (Крым, Россия). Княгиня Мария Барятинская. Дом, принадлежавший Общине сестер милосердия "Всех скорбящих радости" Российского Общества Красного Креста. С 1909 г. председателем общины была М.В.Барятинская. Фото нач. XX в. из фондов ЯГИЛМ.Офицеры нашей армии, которые жили в Ялте, провели собрание и решили воздержаться требовать чего-либо от своего имени, но ходатайствовать, чтобы тела их товарищей, которые были убиты на молу, были бы подняты из моря и похоронены в подходящей для этого могиле и чтобы безотлагательно были прочитаны молитвы в их память на том месте, где они нашли свою смерть. Немцы немедленно согласились с этой просьбой. Был назначен день памятной службы. Я была вынуждена временно оставить пост главы Ялтинского отделения Красного Креста, и это был первый случай, когда я была счастлива взять мою форму медсестры и присоединиться к штату нашей организации. Мы приняли участие в процессии, неся несколько больших венков. Я была поражена размером толпы, собравшейся на молу, и большим количеством в ней людей, принадлежавших к бедным классам. Мой венок был брошен в море, на то самое место, где бедные жертвы были сброшены в его волны. Был сияющий летний день, и жара стала почти невыносимой. Я чувствовала себя не в состоянии остаться до конца службы и ушла несколько раньше. По пути домой и впервые после моего освобождения я проходила мимо здания Русской пароходной компании, где я пережила такие ужасные мгновения: если бы матросам удалось убить меня, моё тело, несомненно, тоже лежало бы на дне моря, в том самом месте, где теперь оставались те наши бедные офицеры. В самую ночь своего прибытия немцы приказали останки 24 солдат Красной армии, которые были похоронены в центре городского сада, эксгумировать и унести, и уже на следующее утро свежие цветочные клумбы были на месте их могил, и все следы ночной работы были устранены. Большое количество большевистских комиссаров было арестовано и казнено, но, к сожалению, многим из них удалось бежать и таким образом избежать вполне заслуженного наказания. Часть 2. Княгиня Мария Владимировна Барятинская. Рим. 1927 годЯ должна (увы!) вернуться к этой маленькой книге, так как мы все ещё не достигли конца наших несчастий. После поражения немцев и их отхода из Ялты у нас был период относительного мира. Крымское правительство не было ни сильным, ни стойким, как это оказалось позже. Добровольческая армия генерала Деникина начала расти количественно, возрастало и её значение. Французы, итальянцы и греки прибыли в Одессу и Севастополь. Наша жизнь была спокойной, и если бы не дефицит продовольствия и вследствие этого непомерно возросшие цены на него, было бы возможно вести более или менее удовлетворительное существование. На улицах можно было видеть офицеров в форме, которую они носили раньше с погонами, которые большевики заставляли их срезать, а в случае неповиновения срывали с их плеч. У меня было много работы в Красном Кресте. Правительство поставило меня во главе очень большой организации, созданной с целью помощи армии, которую я должна была обеспечивать бельем, обмундированием и т. п. и также снабжать запасами одежды жён, детей, вдов и сирот офицеров и солдат. Мы устроили бесплатный стол для офицеров, где 75 из них ежедневно получали бесплатный обед и свыше 30 приходили ближе к ночи поужинать. Дамы и молодые девушки общества заботились о них, и мое сердце радовалось, что таким образом я могла оказать некоторую помощь тем бедным смелым людям, которые сражались за нас на фронте, не только рискуя ежедневно своей жизнью и здоровьем, но претерпевая большие испытания и нужду, будучи лишёнными всего, особенно что касается обмундирования, и получая очень бедное жалованье. Британский Красный Крест с Мальты и из Салоников оказывал наиболее щедрую помощь, снабжая нас всем, в чем мы нуждались, и грузы, которые они поставляли, бесплатно доставлялись на борту британских эскадренных миноносцев. Я не могу в достаточной степени отблагодарить всех капитанов английских кораблей, которые в тот момент и позже, когда правительство армии генерала Врангеля управляло Крымом, оказывали нам щедрую помощь, выделяя провиант и одежду для всех наших раненых офицеров и солдат и снабжая перевязочными средствами и медикаментами наш госпиталь. Никогда я не забуду искреннюю симпатию, с которой они к нам относились. Таким образом прошел год, в течение которого мы жили в Крыму, чувствуя себя относительно безопасно и спокойно, когда вдруг нас достигли новости, что наша армия, которая защищала узкий Перекопский перешеек, соединяющий Крымский полуостров с материком, не может больше держаться. Британцы, которые всегда поддерживали нас, не имели, увы, войск. 27 марта (старый стиль) мы получили распоряжение уезжать из Ялты, так как было опасение, что ее оккупируют большевики, наши войска были слишком малочисленны, чтобы защитить город. Моему сердцу было тягостно таким образом покидать мой последний дом, единственный, оставшийся мне, после того как все остальные были разрушены, но мне все говорили, что после той работы, которую я делала для Добровольческой армии, я подвергла бы себя большой опасности, если бы осталась. Вдовствующей императрице и Великому князю Николаю также надлежало покинуть Крым и даже Россию. Мы поспешно уложили вещи и поехали к молу. Зрелище, которое он представлял, было поразительным: мол во всю длину был буквально переполнен людьми. Я нашла здесь почти всех моих родственников и знакомых, сидящих на своём багаже, среди груд коробок, чемоданов, дамских сумочек и т. п. Большое количество британских кораблей было пришвартовано к молу, большой дредноут и несколько других военных кораблей стояли на якоре на некотором расстоянии. Я услышала, что на борту первого находилась наша любимая вдовствующая императрица и часть ее семьи и что она желала оставаться на рейде, пока последний корабль с её друзьями и знакомыми не покинет гавань. На самой высокой точке пирса стояли британские моряки и пулеметы, готовые защищать нас в случае опасности. Мы узнали, что британский корабль собирался переправить нас в Батуми, где жизнь была дешевле и где бы мы находились под защитой британского правительства. К несчастью, это предположение оказалось неверным. Нам было предписано подняться на борт "Посадника", экипаж которого состоял из русских и французов, которые были далеки от каких-либо убеждений и заверений; как нам сказали, французы были до известной степени податливы большевистской заразе. Днем я смогла на несколько часов вернуться в мой дорогой дом Уч-Чам, из которого я смогла взять лишь очень мало вещей. Я могу упомянуть здесь, что перед нашим отъездом из Ялты комитет Красного Креста, председателем которого я была, решил на собрании передать все поставки, которые мы получили от британцев, в Екатеринодар на Северном Кавказе и продолжить нашу работу для Добровольческой армии. Одиннадцать медсестер пришли со мной, некоторые из старых, и наш священник, оставшийся в доме Красного Креста в Ялте. Дама, которая работала в офицерской столовой, предложила оставаться на своем посту, пока последние остатки войск не удалятся из города. Конечно, я оставила для неё в банке достаточную сумму денег для пополнения продовольственных запасов. Мысль, что наша бедная Ялта опять попадет в руки ужасных большевиков, причиняла мне огромные страдания. Было, я думаю, около 6 часов пополудни, когда мы взошли на борт последнего корабля, который должен был увезти нас и посадка на который началась с 9 часов утра. У нас не было ни кают, ни спальных мест, каждый клочок пространства на корабле был переполнен мужчинами, женщинами, детьми всех возрастов, лежавшими на столах и под ними, сидевшими на полу, скрючившись, в проходах и т. п. и т. п. Я осталась на палубе с двумя сопровождавшими меня женщинами, в кресле, попавшем сюда с одного из британских кораблей. Мы все были поражены, каким образом британские моряки помогали людям достичь их мест, заботясь о детях, поддерживая пожилых и инвалидов с искренним участием и трогательной озабоченностью. Мы покинули Ялту 28 марта (старый стиль) в 5 часов утра. Я увидела рассвет, погода была холодная и ветреная, было невозможно лечь, но всё это не имело значения по сравнению с чувством глубокого горя и печали при расставании с местом, которое я любила. Прощание было душераздирающим. Мы прошли мимо корабля нашей дорогой императрицы. Как я уже упоминала, на борту не было ни свободной каюты, ни запасов для подкрепления сил, и мы получали лишь немного горячей воды для чая; небольшой запас провизии, который был в наших дорожных корзинках, был единственной пищей, имевшейся в нашем распоряжении. Едва пароход начал движение, как мы заметили, что идём к Севастополю, а не в направлении Батуми, как нам было обещано. Французский комендант, я бы сказала, скорее комиссар, был настоящим большевиком. Наши господа пошли поговорить с ним, но это оказалось бесполезно. 28 днем мы прибыли в Севастополь и оставались на рейде до 30, и нам было запрещено сойти на берег. Вид гавани, где количество иностранных кораблей было значительно больше, чем русских судов (многие из которых находились в ужасном состоянии), был тягостным. Наконец, корабельные власти объявили нам, что запас угля ограничен, что наше нахождение на рейде подходит к концу, и нам сказали, что "Посадник пойдет к Новороссийску, а не в Батуми. Наши господа и даже дамы храбро пошли помогать экипажу грузить уголь, так как все моряки, русские также, как и французы, казалось, нарочно медлили с работой. Однажды ночью во время нашего пребывания у Севастополя со мной произошел довольно неприятный случай. Мой старый дядя получил каюту для себя и своей жены и предложил мне отдохнуть в ней несколько часов, так как с нашего отъезда я оставалась на палубе и даже промокла от дождя. Около полуночи, только я разделась для того, чтобы умыться и лечь, я услышала сильный удар и последовавший за ним властный приказ немедленно открыть дверь. Мне стало немного страшно, так как каюта была расположена в отдалённой части корабля, и даже если бы я громко кричала, ни мои друзья, ни родственники не услышали бы меня. Я ответила, что я открою дверь, как только что-нибудь накину на плечи, но тот же голос потребовал мгновенно подчиниться, не хватало еще, чтобы он вломился в дверь. Я была вынуждена подчиниться. Велико было моё удивление, когда я увидела нашего русского коменданта во главе группы вооружённых русских офицеров; он был изумлен не меньше, чем я, и разразился градом извинений, целуя мои руки и сожалея о беспокойстве, которое он причинил мне. Он объяснил мне, что они ищут большевика и его жену, которые спрятались на корабле, и, услышав мой голос, он предположил, что я женщина, старающаяся защитить своего мужа. Конечно, этот инцидент положил конец моей попытке отдохнуть. Я вернулась в мое кресло на палубе, где среди моих друзей я чувствовала себя в безопасности. У меня были очаровательные соседи: Судейкин, русский художник, со своей очень симпатичной и любезной молодой женой, и другой художник, хорошо известный портретист Сорин. Они относились ко мне с большой заботой и поделились с нами провизией, когда наши запасы подошли к концу. Все пассажиры ощущали недостаток в еде. Французский адмирал Аметте, услышав об этом, прислал нам консервированное мясо и очень большие (и очень жесткие) морские сухари. В конце концов мы покинули севастопольский рейд и начали наше путешествие в Новороссийск. Мы опять прошли мимо нашего дорогого города Ялта, но на значительном расстоянии от берега; однако мы мельком увидели военные корабли, стоявшие в порту. Это было в Лазареву субботу, за неделю до Пасхи. Наши друзья и родственники образовали хор, к которому присоединились другие пассажиры, и на палубе была проведена вечерняя служба. Каждый чувствовал себя глубоко взволнованным, и слёзы набегали на глаза многих людей. Все это было слишком печально. В тот же самый день, к нашему большому облегчению, мы увидели британский эскадренный миноносец, приближающийся к нашему кораблю; офицер в его команде получил приказ от британского адмирала сопровождать нас до Новороссийска, наш экипаж был далек от надежности, казалось, они намеревались причинить нам нечто неприятное. На двух других пароходах с эмигрантами, которые следовали за нами, в пассажиров были брошены ручные гранаты, большое количество пассажиров, включая женщин и детей, было убито или тяжело ранено. Ещё раз наш Бог спас нас. Наконец, 31 марта в 5 часов утра мы прибыли в порт Новороссийск. Мы сразу же сошли на берег и поехали в Мишаково, небольшое местечко приблизительно в 7 км от города. Мой дядя, моя тетя и я нашли гостеприимный приют в доме госпожи У.К., которая оказала нам самый теплый и радушный приём. Другие наши друзья поселились в здании школы, по соседству от нас, комнаты были просторными, но совершенно лишенными мебели, бедные эмигранты спали на полу и были обязаны выполнять всю тяжелую работу. На Пасху мы нашли большое утешение, слушая божественную службу, которую священник, специально приглашенный из города, отслужил в здании школы. Мы оставались в Мишаково более 3 месяцев, надеясь вернуться в наши дома и чувствуя себя то полными надежд, то подавленными - соответственно противоречивым новостям, которые достигали нас. После того, как пролетело 3 месяца, стало возможно вернуться в Ялту, и я поспешила попасть в мой дом в Уч-Чаме, который я нашла в превосходном состоянии благодаря верности моего управляющего Толстухина. Мы вели сносное существование, хотя стоимость продуктов питания выросла до невероятных цифр. Мое время было занято интенсивной работой в Красном Кресте, наши больницы были заполнены, и на своей вилле я устроила дом отдыха для выздоравливающих офицеров и солдат. Мы были под защитой барона Врангеля и русской армии. Казалось, жизнь возвращалась к более нормальным условиям, и наши надежды на счастливый исход борьбы ежедневно росли. Но внезапно мы получили приказ администрации Красного Креста покинуть Ялту немедленно, со всеми нашими пациентами и персоналом: наша маленькая и мужественная армия была бессильна противостоять напору бесчисленных войск красных. Мы всю ночь паковали вещи, в моем доме находились 6 офицеров, и когда плохие новости прорвались к ним, они сначала не поверили, что это правда. На следующее утро мы поспешили в Ялту, чтобы найти какой-нибудь корабль, который мог бы взять нас на борт. Мне стоило больших усилий получить разрешение для наших офицеров, 3 медсестер и меня, а также доктора совершить путешествие на итальянском крейсере. Мы путешествовали на палубе, без какого-либо навеса, спали под открытым небом. Было совершенно невозможно помыться. Мы сидели в грязи, дышали угольной пылью, у нас было очень мало провизии. В Константинополе нас очень долгое время держали на рейде. Я обязана майору Ридену тем, что мы получили некоторые средства, когда сошли на берег, и таким образом нам была дана возможность искать жилье для моих путников. Всегда в Крыму, точно также, как и здесь, американский Красный Крест был нашим верным ангелом-хра нителем; во все суровые и ужасные моменты, которым мы подвергались, они приходили нам на выручку и оказывали нам неоценимую поддержку. Я хочу упомянуть здесь с глубокой благодарностью огромную помощь, которую майор Риден оказывал нам в Константинополе и в Ялте, и также сердечный и великодушный прием, который мы нашли со стороны майора Дэвиса и всего персонала Красного Креста. Я не вижу необходимости давать на этих страницах описание нашего мучительного и сложного существования в Константинополе, другие могут сделать это лучше. Пока я лежала на палубе итальянского крейсера и наблюдала длинную процессию кораблей, увозивших к чужим берегам наши войска и тысячи эмигрантов, мужчин, женщин и детей, я с острой мукой думала, что здесь нахо¬дятся последние обломки нашей великой России. И все-таки я твердо верила, что Божья милость не оставит нас и что мы сможем вернуться в наши дома. Возможно, для читателей этой маленькой книги было бы небезынтересно узнать, какая судьба выпала некоторым из моих товарищей-заключенных, которых я упоминала в своих записках. Я узнала, что оба большевистских матроса пришли к печальному концу. Миша Полянский, парикмахер, был застрелен своими товарищами в драке в Севастополе. Что до моего бедного Георгия Дименца, он застрелился, когда увидел, что дела с большевиками шли не в ту сторону. Бедный мальчик, такой веселый и открытый, плохое влияние ввело его в заблуждение. Наш маленький офицер Е. (поэт и садовод) ушел в горы бороться против красных и пропал. Говорили, что он был пойман большевиками и обезглавлен. Я хочу воспроизвести здесь некоторые эпизоды, которые могут иллюстрировать тревожный период, о котором я говорю в моих воспоминаниях. Кажется, бедная женщина, сын которой был расстрелян на молу и брошен в море среди так многих других офицеров, попросила водолаза найти его тело. Водолаз согласился. Едва он достиг дна, как его товарищи, которые должны были поднять его, услышали звон его колокольчика. Когда он поднялся, то выглядел, словно обезумевший, и заявил, что ничто не заставит его опуститься на дно по такому поручению, потому что он не мог выдержать того, свидетелем чего стал на дне моря у мола. Бесчисленные мертвые тела с грузом, привязанным к их ногам, раскачивались взад и вперед в волнах, словно они были живы и кивали ему. Он был так выведен из равновесия, что едва нашел в себе силы потянуть за веревку с колокольчиком. Другой маленький рассказ показывает, как приятно было путешествовать в дни большевистского режима. В поезде дама делила купе с господином, который не был с ней знаком. По дороге они познакомились, и она доверила ему, что у нее была с собой 1000 рублей (немалая сумма по тем временам) и что она в затруднении, где спрятать деньги в случае обыска, прося у него совета. Он сказал ей положить деньги вовнутрь шляпы, что она немедленно сделала. Как только отряд большевиков, намереваясь обыскать пассажиров, вошел в вагон, господин поспешил указать на даму, сообщив, что у нее в головном уборе спрятана 1000 рублей. Красные, не теряя времени, овладели банкнотами, бедная женщина от отчаяния чуть не теряла сознание. Когда она оправилась, она, конечно, начала оскорблять своего коварного соседа, но он спокойно вручил ей 1000 рублей, добавив такую же сумму в качестве компенсации за беспокойство и объяснив, что у него было 100 000 рублей и он просто воспользовался случаем спасти свои собственные деньги. Хорошая шутка. Большевики претендуют быть благодетелями состоятельных людей, или "буржуазии", как они их называют, помогая им достигнуть вечного спасения. Но не указывает ли Священное Писание, как тяжело для богатых войти в небесное царство? Перевод и публикация Ольги Литаш.